Дядя Вова

Посвящается Лидии Викторовне, лечащему врачу моего дяди

Случилось это прошлым летом. Моего дядьку, опрокинувшего очередную стопку, разбил инсульт и он слег в "больничку", потому что правая половина его тела отказала. Инсульт хватил его в туалете и он не смог перекрыть воду в свой засорившийся унитаз и начал топить соседей. Те стали барабанить в дверь и пожаловались управдому, мол сколько можно? Дядя Вова меж тем дополз до телефона, набрал вдову друга. Та приехала и вызвала скорую. Соседи, залитые с головой, сами перекрыли краны в его квартире и еще месяц не могли оправиться от такого неуправляемого управдомом наводнения. 8 месяцев дядьку возили туда-сюда по больницам. Одна больница через два-три месяца лежки ставила диагноз подотчетный другой больнице и его везли туда. Те совершали такой же маневр через положенные по такому случаю "человечные два-три месяца" и дядьку везли дальше. Так он постигал неизведанные для него ранее обширные просторы местных медучреждений.

Я его забрать не мог, потому что не видел никакой возможности в исполнении роли надзирателя над ним. А ему был необходим именно надзиратель. И хотя я мучился от дискомфорта, исходящего не то из недр ДНК, не то из страха перед самомнением, быстро остывал при мысли о многолетнем уходе за больным.

Таким надзирателем для дяди Вовы сначала было государство в лице школы и армии, а потом этот ответственный пост заняла его жена - тетя Клава. Тетя Клава делала за дядю Вову всё. Думала, стирала, варила, покупала, убиралась, держала дачу, делала соленья, оформляла машину, гараж и, наконец, приватизировала квартиру. А потом уехала в свою родную деревню в другой области и умерла от рака.

Всё недвижимое имущество она, своим посмертным завещанием, оставила своему племяннику, который однажды даже приезжал, но, получив отворот-поворот от дяди Вовы, уехал обратно. Впрочем, всё это со слов самого дядьки. Толком же неизвестно (да и мне и неинтересно) и про эту квартиру, чья она и кому принадлежит, и про приезд племянника тети Клавы. Тут дядя Вова мог и приврать в страхе за свою квартиру передо мной, вдруг я отберу её у него.

А страхи эти живут в дядьке давно. Со времени, когда он, со своей ответственной в надзоре женой, сам отобрал дом у своего брата. У моего отца.

Однажды мой папа купил Москвич-412. За городом. Мы приехали на дядькиных новеньких жигулях и с покупкой возвращались обратно. Папа ехал впереди. Я с дядькой в его шестерке следом. Я смотрел сквозь заднее запотевшее стекло на дорогу и удивлялся инновационному электрообогреву стекла новой с иголочки машины, как вдруг, у папиного Москвича отвалилось колесо и покатилось прямо перед нами вдоль по трассе. Как оказалось, впоследствии, Москвич этот был насквозь прогнивший и разве что ездил. Но мне было тогда невдомек, что наша гнилая машина это оборотная сторона дядькиной новой машины, и что дядькина новенькая машина это всё, что осталось от дедовского дома. А мои папа с мамой, хоть и понимали что не дождутся, всё ждали половины от продажи дома. Папа мой не дождался, помер. Еще раньше, чем тетя Клава. А я всю свою молодую жизнь помню, улыбающуюся тетю Клаву, которая вместе с дядькой навещали нас по праздникам с гостинцами. Иногда, на своих красных жигулях. Какие хорошие люди, думал я! Не забывают!

Машину эту дядька разбил. Они купили новую. Такую же. Наверное на ту половину, которую они хотели отдать. Да всё никак не могли решиться. И этот уже ретро-автомобиль стоит сейчас в гараже у дядьки. Как памятник ответственному отношению к делу. А гараж похож на кунсткамеру из-за трехлитровых банок с огурцами, которые тетя Клава насолила лет десять назад, а дядька почему-то их всё не ест да не ест.

Когда дядька остался один, он стал напоминать неухоженную дворнягу, которая забилась в чью-то брошенную конуру. Я приезжал с гостинцем на праздник. И мы распивали "гостинец" из пластиковых стаканчиков. Чистой посуды было не отыскать. Как и не отмыть грязную от толстого слоя засохших напитков, которые когда-то из них пили. Всё заросло мхом. Хорошо хоть есть свет и вода.

Теперь дядька лежит в больнице и иногда звонит мне с просьбой забрать его оттуда или хотя бы привезти ключи от квартиры. А я не еду. Держу этот ключ у себя в страхе, что если я отдам ключ врачам, они быстро привезут дядю Вову обратно и помытый больничными нянечками, оказавшийся снова брошенным, дядя Вова сначала обрастет мхом, а потом после очередной стопки, отдаст Богу душу. Никакой другой перспективы у него нет.

P.S. Когда я, под Новый год, приехал в его опустевшую квартиру, чтобы полить цветы, я узнал, вытащив целый ворох бумажек о квартплате, что квартира до сих оформлена на тётю Клаву. - Вот тебе раз! - Я положил эту гору бумажек с её именем на пол посреди комнаты с её фотографией на столике, освободив побольше места, предчувствуя неизбежный рост "бумагооборота".

P.S.S. Перед инсультом он даже стал откладывать пенсию. И отдал накопления мне. На похороны хватит. Даже останется. На его жизнь.